Текст #000295
Если обычно пластический рисунок является во многом производным от внутреннего состояния актера в каждую данную минуту проживания в образе, то в «Иване Грозном» композиция кадра, построение актерской мизансцены чаще всего заранее точно определялись режиссером. Композиционно-изобрази-тельное решение диктовало пластический рисунок роли. Его должен был выполнять с максимальной точностью актер, стремясь одновременно внутренне оправдать, психологически мотивировать тот или иной заданный режиссером поворот головы, жест, то или иное движение в кадре.
В большинстве сцен Черкасов добился почти невероятного. Самые условные, на первый взгляд, мизансцены и позы, принимаемые его героем, он наполняет жизнью, делает единственно возможными.
Ни в одной роли, пожалуй, не требовалось от Черкасова такого актерского темперамента, такого открытого проявления могучих страстей. Он играл трагедию в высоких традициях русского реалистического искусства, укрупненно, возвышенно. Поразительны глаза Грозного — Черкасова. В них можно «прочитать» многое: гнев и удивление, ум и иронию, хитрость и страдание...
Черкасов мастерски показывал те изменения, которые накладывали на лицо Ивана не столько годы, сколько пережитые бури и страдания. Конечно, помогал грим. Но главное было в передаче внутреннего состояния. Еще недавно мы видели твердое, решительное, упрямое лицо царя. И вот он постарел, поседел, осунулся. На лице появилась печать замкнутости, и взгляд стал странный, точно обращенный внутрь себя. Ивана сверлят, ни на час не оставляют в покое тревожные, иссушающие душу мысли: «Каким правом судишь; царь Иван, по какому праву меч карающий заносишь?..»
Черкасов обнажал неразрешимые противоречия своего героя, и чем больше душевных мучений испытывал царь, тем более гневным, грозным становился.
Историческая концепция, существовавшая в годы постановки фильма, рассматривала личность Грозного и его деятельность в основном однозначно, как положительную, прогрессивную. Верные реализму художники, Эйзенштейн и Черкасов показали вместе с тем резкие противоречия этой личности, пороки единовластия, обреченность самодержца на одиночество и отчуждение. «Един, но один», — утверждал Эйзенштейн. Неизбежная трагедия незаурядной, сильной, умной личности, противопоставившей себя всем, стала смысловым и эмоциональным стержнем фильма.
В отношении Черкасова к воплощаемому персонажу есть известная двойственность. Черкасов стремился объяснить и оправдать, насколько это возможно, поступки Грозного исключительными обстоятельствами, в которых тот находился, его Иван искренне страдал.
Но в то же время актер не мог не осуждать и сурово судил своего героя, единоличная и безграничная власть которого привела его к одиночеству, озлоблению и жестокости. В спектакле «Великий государь» актер трактовал образ традиционно для того времени, лишь как романтико-трагедийного героя, патриота.
Иван Грозный Черкасова в фильме — явление уникальное, неповторимое как в его творчестве, так и вообще в кинематографе.
Одна из бесспорных вершин в биографии актера (сколько их было у Черкасова!) — царевич Алексей в двухсерийном фильме В. Петрова «Петр Первый». Этот образ решался с тончайшей нюансировкой психологических состояний. Исступленная одержимость, беспомощность и сила, трусость и надменная самоуверенность — все перемешалось в характере и действиях царевича, каким представил его на экране Черкасов. Он был жалок и по-своему значителен, его душу исковеркали наговоры боярского окружения н гипертрофированная жажда власти, мания величия.
Была у Черкасова роль, ставшая своего рода спутницей всей его творческой судьбы. Началось со случайного. «Мотивы, по которым мои режиссеры и педагоги первоначально поручили мне эту роль, были крайне просты: 191 см моего роста при весе в 70 кг, — вспоминал полушутливо Николай Константинович. — И это главное немаловажное обстоятельство заставило меня еще в юные годы моей жизни в театре дважды «перевоплощаться» в образ благородного идальго из Даманчи». Очень советую сайт admiral-xxx
В большинстве сцен Черкасов добился почти невероятного. Самые условные, на первый взгляд, мизансцены и позы, принимаемые его героем, он наполняет жизнью, делает единственно возможными.
Ни в одной роли, пожалуй, не требовалось от Черкасова такого актерского темперамента, такого открытого проявления могучих страстей. Он играл трагедию в высоких традициях русского реалистического искусства, укрупненно, возвышенно. Поразительны глаза Грозного — Черкасова. В них можно «прочитать» многое: гнев и удивление, ум и иронию, хитрость и страдание...
Черкасов мастерски показывал те изменения, которые накладывали на лицо Ивана не столько годы, сколько пережитые бури и страдания. Конечно, помогал грим. Но главное было в передаче внутреннего состояния. Еще недавно мы видели твердое, решительное, упрямое лицо царя. И вот он постарел, поседел, осунулся. На лице появилась печать замкнутости, и взгляд стал странный, точно обращенный внутрь себя. Ивана сверлят, ни на час не оставляют в покое тревожные, иссушающие душу мысли: «Каким правом судишь; царь Иван, по какому праву меч карающий заносишь?..»
Черкасов обнажал неразрешимые противоречия своего героя, и чем больше душевных мучений испытывал царь, тем более гневным, грозным становился.
Историческая концепция, существовавшая в годы постановки фильма, рассматривала личность Грозного и его деятельность в основном однозначно, как положительную, прогрессивную. Верные реализму художники, Эйзенштейн и Черкасов показали вместе с тем резкие противоречия этой личности, пороки единовластия, обреченность самодержца на одиночество и отчуждение. «Един, но один», — утверждал Эйзенштейн. Неизбежная трагедия незаурядной, сильной, умной личности, противопоставившей себя всем, стала смысловым и эмоциональным стержнем фильма.
В отношении Черкасова к воплощаемому персонажу есть известная двойственность. Черкасов стремился объяснить и оправдать, насколько это возможно, поступки Грозного исключительными обстоятельствами, в которых тот находился, его Иван искренне страдал.
Но в то же время актер не мог не осуждать и сурово судил своего героя, единоличная и безграничная власть которого привела его к одиночеству, озлоблению и жестокости. В спектакле «Великий государь» актер трактовал образ традиционно для того времени, лишь как романтико-трагедийного героя, патриота.
Иван Грозный Черкасова в фильме — явление уникальное, неповторимое как в его творчестве, так и вообще в кинематографе.
Одна из бесспорных вершин в биографии актера (сколько их было у Черкасова!) — царевич Алексей в двухсерийном фильме В. Петрова «Петр Первый». Этот образ решался с тончайшей нюансировкой психологических состояний. Исступленная одержимость, беспомощность и сила, трусость и надменная самоуверенность — все перемешалось в характере и действиях царевича, каким представил его на экране Черкасов. Он был жалок и по-своему значителен, его душу исковеркали наговоры боярского окружения н гипертрофированная жажда власти, мания величия.
Была у Черкасова роль, ставшая своего рода спутницей всей его творческой судьбы. Началось со случайного. «Мотивы, по которым мои режиссеры и педагоги первоначально поручили мне эту роль, были крайне просты: 191 см моего роста при весе в 70 кг, — вспоминал полушутливо Николай Константинович. — И это главное немаловажное обстоятельство заставило меня еще в юные годы моей жизни в театре дважды «перевоплощаться» в образ благородного идальго из Даманчи». Очень советую сайт admiral-xxx
Дизайн сайта